Владимир Николаевич писал(а):
Хотелось бы осознать в чём автор цитаты видит «ошибочность мнения Аристотеля». Рассуждения Аристотеля безупречны с точки зрения формальной логики:
Приведу выдержку из своей 10-летней публикации, которую я написал для форекса, - попробуйте осознать через это.
Р а з м ы ш л е н и я н а F X — р ы н к е.
... Изначально смысл экономики исходит из необходимости человека удовлетворять свои разнообразные потребности. Именно это и ничто иное провоцирует возникновение экономических отношений в максимально специализированном обществе. Следовательно, экономика так или иначе связана с человеческой деятельностью. Возникает вопрос: экономика — это производная или продукт человеческой деятельности?
Чтобы понять суть вопроса рассмотрим следующий пример.
Хлеб — это, несомненно, продукт деятельности. Технология выпечки основывается на уже достигнутых и апробированных знаниях и построена по правилам человеческой логики. А выпечка полностью зависит от пристрастий пекаря. Иначе говоря, это управляемая в развитии реальность, которую необходимо формировать.
Пшеница — это производная деятельности. Она растет по законам природы — это объективная программа, которая существовала и существует независимо от агронома. Это объективная реальность, которую можно только прогнозировать.
В первом случае будущее состояние реальности можно и нужно формировать. Поэтому здесь риск ошибки минимальный.
Во втором случае будущее можно только прогнозировать — это исследование сути предмета и поиск закономерностей, что само собой говорит об объективном происхождении и независимом течении процесса. Здесь риск ошибки будет максимальный. А попытку изменить его следует рассматривать как фактор, искажающий объективный процесс. В карточных играх — это шулерство, а торговле — спекулятивный шантаж. Таким образом, вопрос вовсе не праздный, ответ подскажет: поле деятельности надо формировать или прогнозировать. Но вернемся к экономике.
Несомненно, основными элементами экономики являются производство и торговля, т. е. рынок. Одни корифеи утверждают, поскольку товар сначала надо изготовить, то производство первично, а рынок является его элементом. Другие считают, что рынок двигает производство, поэтому производство является элементом рынка. Попробуем разобраться, что есть что?
Производство — это изготовление продукта потребления в строгом соответствии с технологической программой. Отсюда следует:
поскольку продукция — это не товар, то в производстве нет ни купли, ни продажи, а есть технологическая преемственность;
поскольку продукция предназначена для потребления, то в ней заведомо заложена полезность;
поскольку технология — это необратимо направленная программа, то предмет производства необратимо движется от сырья до конечного продукта;
поскольку технология — это определенная программа, которая в т. ч. имеет экономическое обоснование, то в производстве всегда все предопределено (вид, количество, качество продукции и даже плановая прибыль);
поскольку режим производства задается программой, то влияние любого внепрограммного фактора приводит к сбою и разладке всего механизма производства. Поэтому здесь должно быть исключено любое творчество;
технология — это программа, которая основывается на уже достигнутых и апробированных знаниях, но построенная по правилам человеческой логики.
Производство — это субъективно запрограммированная экономическая машина, в которой нет места для творчества, она максимально эффективна и стабильна в изоляции от внешних факторов. Идеальное производство — это безлюдный цех роботов. Минимальные риски инвестиций обусловлены максимальной предсказуемостью.
Иначе говоря, производство является продуктом человеческой деятельности.
Но как только продукция становится объектом обмена-продажи, она становится товаром — элементом рынка.
В общем случае рынком называется область человеческой деятельности, где происходит добровольный обмен товаром с целью удовлетворения собственных потребностей. Следовательно, рынка не может быть там, где нет: 1) обмена (например, в натуральном хозяйстве); 2) добровольности обмена (система распределения), 3) цели удовлетворения потребностей (благотворительность).
Но свободный обмен должен быть эквивалентным. Бесспорно, основным и единственным мотивом обмена является удовлетворение потребностей, что является насущной проблемой потребителя, т. е. товар обязательно характеризуется полезностью. Оценивая полезность товара, потребитель согласен в той же мере удовлетворить потребности противной стороны полезностью встречного товара. Так происходит бартерный обмен. Но в жизни чаще случается иначе. Например, сапожник хочет обменять сапоги на пироги, но пирожнику сапоги не нужны, ему нужна сорочка. И т. д. Эта проблема была решена гениально просто: был изобретен абстрактный эквивалент полезности товара — деньги. Их условность и универсальность таковы, что ими могут быть любые удобные для обращения однородные знаки, которыми можно оценить практически все. Значение денег трудно переоценить. Деньги стали одним из факторов интеграции этносов и возникновения государственности. Благодаря деньгам объект обмена стал товаром, стороны — продавцами и покупателями с унифицированными потребительскими интересами, а субъективное богатство — однородным капиталом, который теперь можно накапливать и вкладывать. Потому полезность любого товара оценивается в деньгах. Более того, выраженный в деньгах товар не теряет своей полезности. Например, заготовленное впрок мясо через пару дней может стать негодным к потреблению. А на отложенные впрок деньги можно купить свежее мясо и через год.
Обычно деньги относят к категории личной собственности. А как иначе? Кто заработал — того и деньги. Но на самих деньгах написано, что это собственность государства и за их уничтожение и порчу предусмотрено уголовное преследование. При этом сами по себе деньги бесполезны (например, Робинзон Крузо ими мог только разжигать костер) и представляют ценность разве что для бонистов и нумизматов. Всё это так потому, что
деньги являются бессрочным знаковым обязательством общества по возврату продавцу эквивалентной полезности товара, а значит номинально равны самой эквивалентной полезности. Но полезность не возникает сама собой, полагаю, она связана с возникновением собственности.
В общем случае в понятии собственность отражается господствующая мораль общества. Так, если это мораль силы, то завоевывать и грабить достойное дело, и суть собственности заключается в проявлении силы: владеть — властвовать. И в этом контексте собственность утверждает право сильного присваивать.
Например, если грабитель отобрал у вас кошелек, то, как это ни обидно, он становится его собственностью, потому что владение осуществляется на правах сильного. Скажете, нонсенс? Но ведь государства-агрессоры, захватывая, присваивают культурные ценности, имущество и землю в свою собственность. И это считается в порядке вещей. Но сегодня такое становится неприемлемым, потому что происходит переход от морали силы к морали разума. И это коренным образом меняет понятие собственности.
Несомненно, всё, что принадлежит людям де юре и де-факто, независимо от формы, содержания и происхождения, является имуществом. Т.е. понятием
имущество устанавливается сугубо принадлежная связь между человеком и предметом имения. Но имущество может быть полезным, бесполезным и даже вредоносным. Если имущество в смысле полезности никакое, то оно является
достоянием.
Но, если в имущество вложен собственный разум имущего или, что то же, труд (труд — деятельная форма разума), то в его качественных изменениях проявляется полезность и имущество становится собственностью. И чем больше приложено разума и труда, тем выше полезность, тем ярче выражена собственность. А поскольку возникновение полезности заслуга только собственника, то эквивалентная полезность — стоимость имущества, принадлежит только собственнику. И, по Конституции являясь свободным гражданином, он никому и ничем не обязан, а установленные законами поборы и налоги являются рудиментами силовой морали, ведь дань, налоги, оброк и т. д. — это по сути проявление власти и силы господина, которого сегодня быть не может, потому что признание такового является отрицанием демократии. И ныне здравствующие монархические династии по своим юридическим параметрам вовсе не являются представителями силовой морали, как это было в исторические времена. Сегодня они являются по большому счёту атрибутом государственности — консолидирующим фактором, указывающим на древнее происхождение нации, культуры и традиций.
Таким образом,
понятие собственности определяет участие собственника в имуществе и утверждает его гражданскую свободу.
Например, валяющийся в моем дворе камень является моим имуществом. Но к его происхождению я не имею никакого отношения, т. е. в его суть я не вкладывал разум, — это достояние, не имеющее полезности. Но если я приноровлюсь колоть им орехи, а тем паче специально обработаю его, т.е. приложу собственный разум-труд, то в нем появится полезность. Камень, с моей помощью становясь инструментом, становится моей собственностью, в его эквивалентной полезности, стоимости, выражен мой разум. Следовательно, деньги — это опосредованное выражение разума. Не случайно говорят: умный, значит, богатый, в смысле денежный.
Всякое разумное существо, будь то обезьяна или человек, оберегает собственность от посягательств не только потому, что это элемент неделимого эго. Что бы ни говорили, мы, наверное, осознаём ценность и цельность своей жизни и её достижения — разума, часть которого реализована в собственности. Наверно, именно поэтому, если индивидуум продает собственность, то взамен должен получить эквивалентную полезность и тем самым сохранить целостность личности и жизни. Не случайно сильные собственники это эгоистически самодостаточные и прагматически умные личности, максимально использующие полезность собственности.
Такой взгляд на собственность может стать основанием для пересмотра некоторых юридических законов, которые сегодня противоречат существующей логике вещей.
Например, по существующему закону о наследстве всё мы являемся ворами, потому что, пользуясь чужой интеллектуальной собственностью, не возвращаем эквивалентную полезность наследникам-потомкам изобретателей колеса, треугольника, алфавита, музыкальных нот и прочей собственности. Но, если, следуя букве закона, пользоваться интеллектуальной собственностью только в связи с наследниками, то можно не сомневаться в том, что человечество вернется в пещеры. Тем более, что трудно, а иной раз невозможно, установить приоритет полезности, т. е. определить собственника. Это противоречие решается просто, если знать особенность интеллектуального имущества. Не трудно видеть, что интеллектуальное имущество является собственностью в максимальной степени — это чистый плод разума, в нем полностью отсутствует понятие достояние. Но оно же является знанием, которое со временем расширяется, дополняется и подтверждается другими людьми, т. е. в отличие от сугубо субъективного вещественно-физического имущества знание-имущество имеет свойство со временем становиться объективным, — абсолютная собственность переходит в разряд абсолютного достояния. Поэтому о возврате эквивалентной полезности не может быть речи, а со смертью собственника и возвращать некому. Такое положение, хотя и упрощает право наследства, но позволяет реализовать информационную свободу в части беспрепятственного пользования интеллектуальными достижениями человечества, что является гарантией интеллектуального прогресса.