С О Ц И Н Т Е Г Р У М

При такой трактовке стоимости и постановке задач по определению количества абстрактного труда, овеществленного в некотором товаре, я вижу неразрешимое противоречие, о котором Маркс писал следующее:



Из этого следует, что если мы хотим рассчитать новую стоимость по новой версии ТТС, а затем сравнить ее с реальными историческими ценами данного товара, то новая стоимость постоянного капитала, входящая в издержки его производства, не может быть выражена в единицах абстрактного труда. Это исключает возможность сравнения "стоимостей" с реальными историческими ценами производства.

новая стоимость постоянного капитала, входящая в издержки его производства, не может быть выражена в единицах абстрактного труда..

Если будет известна единица абстрактного труда.,то и количесто единиц
абстрактного труда можно определить. для этого требуется (абстрактное мышление)

если мы хотим рассчитать новую стоимость по новой версии ТТС, а затем сравнить ее с реальными историческими ценами данного товара, то новая стоимость постоянного капитала, входящая в издержки его производства, не может быть выражена в единицах абстрактного труда….

Чтобы не оказаться у разбитого корыта со своими возражениями, Яков Васильевич должен показать как он может выразить стоимость постоянного капитала в единицах абстрактного труда (часах абстрактного труда и т.п.)

любой капитал ( авансированный или потребленный) можно выразить в единицах абстрактного труда, но для этого необходимо понимать, что такое единица абстрактного труда. Если этого не знать, то ,естественно,Вы не сможете выразить стоимость постоянного капитала в единицах абстрактного труда (часах абстрактного труда и т.п.)

Каким образом каждый рабочий присоединяет рабочее время, а потому и стоимость? Всегда только в форме своего своеобразного производительного труда. Прядильщик присоединяет рабочее время только тем, что он прядёт, ткач только тем, что он ткёт, кузнец только тем, что он куёт. И только вследствие той целесообразной формы, в которой они вообще присоединяют труд, а потому и новую стоимость, вследствие прядения, ткачества, ковки, средства производства — хлопок и веретёна, пряжа и ткацкий станок, железо и наковальня — становятся элементами созидания продукта, новой потребительной стоимости[257]. Старая форма их потребительной стоимости исчезает, однако только затем, чтобы появиться в новой форме потребительной стоимости.

Но уже при рассмотрении процесса образования стоимости оказалось, что, поскольку потребительная стоимость потребляется целесообразно для производства новой потребительной стоимости, рабочее время, необходимое для создания использованной потребительной стоимости, составляет часть рабочего времени, необходимого для создания новой потребительной стоимости, т. е. представляет собой рабочее время, переносимое с потреблённых средств производства на новый продукт.

Следовательно, рабочий сохраняет стоимости потреблённых средств производства или переносит их на продукт как составные части стоимости последнего не путём присоединения своего труда вообще, а вследствие особого полезного характера, вследствие специфически производительной формы этого присоединяемого труда. Как такая целесообразная производительная деятельность — прядение, ткачество, ковка, — труд одним своим прикосновением воскрешает средства производства из мёртвых; одушевляя эти средства производства, он превращает их в факторы процесса труда и соединяется с ними в продукты.

«. ..цены издержек всех товаров, вместе взятых, будут в своей сумме равны их стоимости. Точно так же совокупная прибыль будет равна совокупной прибавочной стоимости, которую эти капиталы, вместе взятые, приносят в течение, например, года. »

«Хорошо (трансформировать) на бумаге, да мешают овраги (прямые указания Маркса)».

Григорий Сергеевич, Маркс со свойственной ему диалектикой Вам говорит (устами ВВ), что, обмениваете ли Вы «новые» или «старые» стоимости, Вам нужен посредник при обмене --- деньги, и здесь возникает цена, которая зависит от объема циркулирующих денег. Цена «новых» стоимостей может быть больше или меньше цены «старых». В Вашем анализе не хватает денег.

«Товары реально обмениваются на деньги, превращаются в действительные деньги только после того, как они предварительно превратились в деньги идеально, т.е. после того как они получили определение цены, выступили как цены. Таким образом, цены являются предпосылкой денежного обращения…. Они предшествуют процессу их действительной реализации в деньгах, и, таким образом, выступают на первых порах как совершенно независимые от этого процесса»
«Таким образом, количество денег, требующихся для обращения, определяется прежде всего высоким или низким уровнем цен товаров, брошенных в обращение. Общая же сумма этих цен определяется, во-первых, ценами отдельных товаров, во-вторых, количеством товаров, поступающих в обращение по определённым ценам… Стало быть, это зависит от высокого или низкого уровня товарных цен и от количества товаров определённой цены.
В-третьих…. Количество требующихся для обращения денег зависит не только от общей суммы подлежащих реализации цен, но и от той скорости, с которой оборачиваются деньги. Скорость… заменяет количество, при её помощи денежная единица умножается.»

«Обстоятельства, определяющие с одной стороны, массу подлежащих реализации товарных цен, а с другой стороны – скорость оборота денег, надо исследовать позже (видимо, этот план не был завершён – Г.С.). Однако уже теперь ясно: цены стоят на высоком или низком уровне не потому, что в обращении много или мало денег, а наоборот, в обращении находится много или мало денег, потому что цены стоят на высоком или низком уровне. И далее: не скорость обращения денег зависит от их количества, а количество обращающихся средств зависит от скорости их обращения.»

Предпосылкой денежного обращения является товарное обращение, а именно, деньги приводят в обращение товары, которые имеют цепы, т. е. которые идеально уже приравнены к определенным количествам золота. При определении цен самих товаров величина стоимости того количества золота, которое служит единицей измерения, или стоимость золота, предполагается данной. При этой предпосылке количество золота, необходимое для обращения, определяется прежде всего общей суммой товарных цен, подлежащих реализации. Но эта общая сумма, в свою очередь, определяется: 1) уровнем цен, относительно высоким или низким уровнем меновых стоимостей товаров, выраженных в золоте, и 2) массой товаров, обращающихся по определенным ценам, следовательно, массой покупок и продаж, совершаемых по данным ценам[..
Отсюда следует, что количество золота, необходимое для обращения товаров, может уменьшиться, несмотря на повышение цен, если масса находящихся в обращении товаров уменьшается в большей степени, чем возрастает общая сумма цен; и, наоборот, масса средств обращения может увеличиться, если масса находящихся в обращении товаров уменьшается, а сумма их цен повышается в большей степени. Превосходные детальные исследования англичан показали, например, что в Англии на первых стадиях вздорожания хлеба масса обращающихся денег увеличивается, потому что сумма цен уменьшившейся массы хлеба превышает прежнюю сумму цен большей массы хлеба, а вместе с тем обращение остальной товарной массы продолжается в течение некоторого времени без помех по прежним ценам. Напротив, в более поздней стадии вздорожания хлеба масса обращающихся денег уменьшается — потому, что кроме хлеба остальные товары продаются или в меньшем количестве по прежним ценам, или же в том же самом количестве по более низким ценам.
Однако количество обращающихся денег определяется, как мы видели, не только общей суммой подлежащих реализации товарных цен, но также и скоростью, с которой деньги обращаются, или продолжительностью времени, в течение которого они совершают эту реализацию. Если один и тот же соверен совершает в течение одного дня десять покупок товара, каждый раз ценой в один соверен, переходя таким образом 10 раз из рук в руки, то он совершает точь-в-точь такую же работу, как 10 соверенов, каждый из которых в продолжение дня совершает лишь один оборот[78] . Скорость обращения золота может, стало быть, возместить его количество; или бытие золота в процессе обращения определяется не только его бытием в качестве эквивалента рядом с товаром, но также его бытием в самом движении товарных метаморфозов. Однако скорость обращения денег возмещает их количество только до определенного предела, так как в каждый данный момент бесконечно раздробленные покупки и продажи происходят рядом друг с другом в пространстве.
Если сумма цен находящихся в обращении товаров возрастает, по в меньшей степени, чем скорость обращения денег, то масса средств обращения уменьшается. Если, наоборот, скорость обращения уменьшается в большей степени, чем сумма цен находящейся в обращении товарной массы, то масса средств обращения увеличивается. Возрастание количества средств обращения при всеобщем падении цен или уменьшение количества средств обращения при всеобщем повышении цен — одно из наиболее точно установленных явлений в истории товарных цен. Однако причины, которые вызывают повышение уровня цен и одновременно еще большее увеличение скорости обращения денег, равно как и обратное движение, находятся вне области исследования простого обращения. В качестве примера можно указать между прочим на то, что в периоды, когда кредит процветает, скорость обращения денег увеличивается быстрее, чем возрастают цены товаров, между тем как при сокращении кредита цены товаров падают медленнее, чем скорость обращения. Поверхностный и формальный характер простого денежного обращения обнаруживается как раз в том, что все моменты, определяющие количество средств обращения, а именно масса обращающихся товаров, цены, повышение или падение цен, число одновременных покупок и продаж, скорость обращения денег, зависят от процесса метаморфозов товарного мира, который, в свою очередь, зависит от общего характера способа производства, численности населения, отношения между городом и деревней, развития средств транспорта, от большего или меньшего разделения труда, кредита и т. д., — словом, от обстоятельств, которые все лежат вне простого денежного обращения и в нем только отражаются.
Если скорость обращения дана, то масса средств обращения определяется, следовательно, просто ценами товаров.

Таким образом, цены не потому высоки или низки, что в обращении находится большее или меньшее количество денег, а наоборот, в обращении потому находится большее или меньшее количество денег, что цены высоки или низки. Это один из важнейших экономических законов, детальное доказательство которого при помощи истории товарных цен составляет, быть может, единственную заслугу послерикардовской английской политической экономии. Если опыт показывает, что уровень металлического обращения или масса обращающегося золота или серебра в данной стране хотя и подвержена временным, иногда очень сильным, приливам и отливам,[79] но в общем на протяжении более длительных периодов остается постоянным, и отклонения от среднего уровня составляют лишь слабые колебания, — то это явление объясняется просто противоречивым характером условий, определяющих массу находящихся в обращении денег. Одновременное изменение этих условий парализует их действие и оставляет все по-старому.
Закон, по которому при данной скорости обращения денег и при данной сумме товарных цен количество обращающихся средств представляет собой определенную величину, может быть выражен еще таким образом, что, если даны меновые стоимости товаров и средняя скорость их метаморфозов, то количество обращающегося золота зависит от его собственной стоимости. Поэтому, если бы стоимость золота, т. е. необходимое для его производства рабочее время, увеличилась или уменьшилась, то товарные цены повысились бы или понизились в обратном отношении, и этому всеобщему повышению ил к падению цен соответствовала бы, при неизменной скорости обращения, большая или меньшая масса золота, необходимого для обращения той же самой товарной массы. Такая же перс-мена имела бы место и в том случае, если бы прежняя мера стоимости была вытеснена другим металлом с более высокой или более низкой стоимостью. Так, когда Голландия из нежной заботливости о государственных кредиторах и из боязни последствий открытия калифорнийских и австралийских рудников заменила золотые деньги серебряными, ей потребовалось для обращения той же самой товарной массы в 14—15 раз больше серебра, чем прежде золота.
Из зависимости количества обращающегося золота от изменяющейся суммы товарных цен и от изменяющейся скорости обращения следует, что масса металлических средств обращения должна быть способна к сокращению и расширению, т. е., что в соответствии с потребностями процесса обращения золото то должно вступать в этот процесс как средство обращения, то снова должно выходить из него. Каким образом процесс обращения сам осуществляет эти условия, мы увидим в дальнейшем.

В каждой стране ежедневно совершаются многочисленные, одновременные и, следовательно, пространственно сосуществующие односторонние метаморфозы товаров, или, другими словами, только продажи с одной стороны, только купли — с другой. В своих ценах товары уже приравнены определённым мысленно представляемым количествам денег. Так как рассмотренная здесь непосредственная форма обращения всегда телесно противопоставляет друг другу товар и деньги — первый на полюсе продажи, вторые на противоположном полюсе купли, — то масса средств обращения, необходимых для процесса обращения товаров, уже определена суммой цен последних. В самом деле, деньги лишь представляют собой реально ту сумму золота, которая идеально уже выражена в сумме цен товаров. Следовательно, равенство этих сумм очевидно само собой.

Мы знаем, однако, что при неизменной стоимости товаров цены их изменяются с изменением стоимости самого золота (денежного материала): пропорционально повышаются, если последняя падает, и, наоборот, падают, если последняя повышается. Вместе с таким повышением или понижением суммы цен товаров должна в той же пропорции увеличиваться или уменьшаться масса обращающихся денег. Во всяком случае, причиной изменения массы средств обращения являются здесь сами деньги, но не в своей функции средства обращения, а в своей функции меры стоимости. Сначала цена товаров изменяется в обратном отношении к изменению стоимости денег, и затем масса средств обращения изменяется в прямом отношении к изменению цены товаров. …
сфера обращения товаров имеет прореху, через которую туда проникает золото (серебро и вообще денежный материал) в качестве товара данной стоимости. Наличие этой стоимости предполагается уже при функционировании денег в качестве меры стоимости, т. е. при определении цен. Например, если понижается стоимость самой меры стоимости, то это прежде всего проявляется в изменении цены тех товаров, которые обмениваются на благородный металл как на товар непосредственно в местах добычи последнего. Однако значительная часть других товаров, в особенности на низших ступенях развития буржуазного общества, долгое время продолжает оцениваться в ставшей иллюзорной, устаревшей стоимости меры стоимости. Но по мере того как товары вступают в стоимостные отношения друг с другом, один товар заражает другой, и золотые или серебряные цены товаров мало-помалу выравниваются в соответствии с пропорциями, которые определяются самими стоимостями товаров, пока, наконец, все товарные стоимости не будут оцениваться соответственно новой стоимости денежного металла. Этот процесс выравнивания сопровождается непрерывным ростом количества благородных металлов, притекающих взамен непосредственно обмениваемых на них товаров. Поэтому в той самой мере, в какой среди товаров распространяются эти новые, исправленные «129» цены, или в какой стоимости товаров оцениваются в новой, упавшей и продолжающей до известного пункта падать стоимости металла, в такой же мере уже имеется в наличии добавочная масса благородного металла, необходимая для реализации этих новых цен. Одностороннее наблюдение фактов, последовавших за открытием новых месторождений золота и серебра, привело в XVII и в особенности в XVIII столетии к неверному выводу, будто товарные цены возросли потому, что большее количество золота и серебра стало функционировать в качестве средства обращения.

С повышением цен в результате прилива больших масс золота и серебра непосредственно связано возникновение количественной теории денег, согласно которой увеличение количества денег в обращении выступает причиной роста цен. В действительности же рост денежной массы отражает снижение стоимости благородных металлов, т.к. при этом стоимость товаров выражается в большем количестве золота или серебра. «... Цены не потому высоки или низки, что в обращении находится большее или меньшее количество денег, — отмечал К. Маркс, — а наоборот, в обращении потому находится большее или меньшее количество денег, что цены высоки или низки. Это один из важнейших экономических законов...» (Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т. 13, с. 88—89).

В эпоху, когда преобладал ручной труд, а деньгами служил один из товаров ---- золото, (именно к этому случаю относятся почти все рассуждения Маркса) объём денег пристраивался к рынку: лишнее золото сохранялось как сокровище. В современную эпоху, которая нас, надеюсь, (на) особенно интересует, правительства и банки выпускают излишки денег, что, как говорят, приводит к инфляции, наоборот: рынок пристраивается к объёму денег.

In 1920, these trend lines broke. A severe economic depression occurred throughout the world. Prices plummeted in a great deflation that was as disruptive as the previous rise had been. Commodity markets were glutted. In Britain, wholesale prices fell by half in two years from 1920 to 1922. Wages also came down, and unemployment rose rapidly. Broadly similar tendencies appeared in the United States and western Europe. Price and wage deflation were reinforced by the economic policies of conservative governments, and by rigid adherence to the gold standard. This was a period of deep suffering among the poor, but business conditions slowly improved, and stock markets began to boom. In central Europe, more dangerous trends developed. Germany’s new and very shaky Weimar Republic inherited a vast burden of debt and the crushing weight of heavy war reparations to France. When a heroic attempt at tax reform by Matthias Erzberger failed, public credit was exhausted. The German government felt compelled to pay its debts by printing money. It did so at first with some restraint in 1921–22, but soon lost control of its currency.
The result was one of the most extreme hyperinflations in history. An American dollar was worth 40 marks in July 1920, 493 marks in July 1922, 4 million marks in the summer of 1923, 4.2 trillion on November 15, 1923. This became the classic monetary hyperinflation, caused by a vast expansion in the quantity of currency in circulation. By late 1923, the German government required 1,783 printing presses, running round the clock, to print money. Germany was not alone in its travail. Monetary hyperinflation also occurred in Austria (1921– 22), Russia (1921–22), Poland (1923–24), and Hungary (1923–24). Similar causes operated through much of central and eastern Europe. These monetary crises were severe, but very short-lived. German inflation was brought to a sudden end in 1924, and prices were generally stable thereafter. But the experience of hyperinflation had a shattering effect on an entire German generation. The Weimar Republic received much of the blame for problems it had inherited, and none of the credit for solving them.

Когда я употребляю термин "деньги", то, конечно, имею в виду именно реальные настоящие деньги (серебро и золото), а не бумажные (или электронные) знаки денег. Поэтому свои исследования я ограничиваю тем историческим промежутком, где основным средством обмена были именно реальные деньги (драгоценные металлы с печатью, подтверждающей их достоинство). Когда говорю о "революциях цен", то имею в виду вздорожание товаров в ценах, выраженных в реальных деньгах (граммах серебра или золота).

За единицу измерения абстрактного труда может быть выбран любой вид конкретного труда, но удобнее использовать конкретный труд по производству денежного металла (серебра).

77
[β) Несовместимость «рабочих денег» с реальным различием между стоимостью и ценой товаров]
Стоимость (реальная меновая стоимость) всех товаров (включая труд) определяется их издержками производства, иными словами — рабочим временем, требующимся для их изготовления. Цена есть эта их меновая стоимость, выраженная в деньгах. Следовательно, замена металлических денег (и получающих от них свое наименование бумажных или кредитных денег) рабочими деньгами, которые получали бы свое наименование непосредственно от количества рабочего времени, отождествила бы реальную стоимость (меновую стоимость) товаров и их номинальную стоимость, цену, денежную стоимость. Мы имели бы отождествление реальной стоимости и номинальной стоимости, стоимости и цены. Но это было бы достигнуто лишь при той предпосылке, что стоимость и цена отличаются друг от друга лишь номинально. Однако это отнюдь не так. Определяемая рабочим временем стоимость товаров есть лишь их средняя стоимость. Эта средняя величина выступает как извне привнесенная абстракция, поскольку она вычисляется как среднее число для определенного периода (например, фунт кофе стоит 1 шиллинг, когда выводится средняя цена кофе, скажем, за 25 лет); но эта средняя величина весьма реальна, если
78
ее познают вместе с тем как движущую силу и побудительный принцип тех колебаний, которым подвергаются товарные цены в течение определенного периода.
Эта реальность имеет не только теоретическое значение: она образует основу для коммерческой спекуляции, ибо последняя при расчете вероятностей исходит как из обычных средних цен, которые берутся ею в качестве центра колебаний, так и из средних высоких и средних низких цен, отклоняющихся вверх или вниз от этого центра. Рыночная стоимость товара всегда отличается от этой средней стоимости его и всегда стоит или выше или ниже ее.
Рыночная стоимость выравнивается в реальную стоимость путем своих постоянных колебаний, никогда не путем установления равенства с реальной стоимостью как с чем-то третьим, а через постоянное неравенство с самой собой (как сказал бы Гегель, не через абстрактное тождество, а через постоянное отрицание отрицания, т. е. через отрицание самой себя как отрицания реальной стоимости). Что сама реальная стоимость в свою очередь — независимо от ее господства над колебаниями рыночной цены (независимо от нее как от закона этих колебаний) — сама себя отрицает и постоянно ставит реальную стоимость товаров в противоречие с ее собственным определением, снижает или повышает реальную стоимость наличных товаров, — это я показал в своем памфлете против Прудона [42], и здесь незачем на этом останавливаться подробнее.
Таким образом, цена отличается от стоимости не только как номинальное от реального, не только благодаря наименованию в золоте и серебре, а благодаря тому, что стоимость выступает как закон тех движений, которые совершает цена. Но они всегда различны и никогда не совпадают или же совпадают лишь совершенно случайно и в виде исключения. Цена товара стоит всегда выше или ниже стоимости товара, и сама стоимость товара существует лишь в отклонениях товарных цен вверх и вниз. Спрос и предложение постоянно определяют товарные цены; они никогда не совпадают или совпадают лишь случайно; а издержки производства, со своей стороны, определяют колебания спроса и предложения.
Золото или серебро, в которых выражается цена товара, его рыночная стоимость, сами представляют собой определенную массу накопленного труда, определенное количество материализованного рабочего времени. При предположении, что издержки производства товара и издержки производства золота и серебра остаются неизменными, рост или падение рыночной цены товара означает не что иное, как то, что товар, равный х
79
рабочего времени, всегда распоряжается на рынке количеством рабочего времени, большим или меньшим чем х, котируется выше или ниже своей средней стоимости, определяемой рабочим временем.
Первая основная иллюзия сторонников часовых бонов состоит в том, что, уничтожая номинальное различие между реальной стоимостью и рыночной стоимостью, между меновой стоимостью и ценой, — т. е. выражая стоимость не в определенном овеществлении рабочего времени, скажем, в золоте и серебре, а в самом рабочем времени, — они воображают, будто они устраняют также и действительное различие и противоречие между ценой и стоимостью. Тогда само собой понятно, как посредством одного лишь введения часового бона устраняются всякие кризисы, все пороки буржуазного производства. Денежная цена товаров равна их реальной стоимости; спрос равен предложению; производство равно потреблению; деньги одновременно отменены и сохранены; достаточно лишь констатировать рабочее время, продуктом которого является товар и которое материализуется в товаре, чтобы создать соответствующий ему двойник в виде знака стоимости, денег, часовых бонов. Таким образом, всякий товар был бы непосредственно превращен в деньги, а золото и серебро, со своей стороны, были бы низведены до ранга всех прочих товаров.
Нет нужды подробно доказывать, что противоречие между меновой стоимостью и ценой, — между средней ценой и теми ценами, средней которых она является, — различие между определенными величинами и их средней величиной, [I—12] не уничтожается тем, что уничтожают чисто словесное различие между тем и другим, т. е. тем, что вместо того, чтобы сказать «1 фунт хлеба стоит 8 пенсов», будут говорить, что 1 фунт хлеба равняется 1/х рабочего часа. Наоборот, если 8 пенсов равны 1/х рабочего часа и если рабочее время, материализованное в каком-нибудь фунте хлеба, больше или меньше, чем 1/х рабочего часа, то благодаря тому, что мера стоимости вместе с тем была бы тем элементом, в котором выражается цена, различие между стоимостью и ценой только выступило бы со всей резкостью, тогда как в цене, выраженной в золоте или в серебре, это различие между стоимостью и ценой спрятано. Получилось бы некоторое бесконечное уравнение. 1/х
80
рабочего часа (содержащаяся в 8 пенсах или выраженная в боне) была бы больше или меньше, чем 1/х рабочего часа (содержащаяся в фунте хлеба).
Часовой бон, который представляет среднее рабочее время, никогда не соответствовал бы действительному рабочему времени и никогда не мог бы быть обратимым в последнее; т.е. овеществленное в каком-нибудь товаре рабочее время никогда не могло бы распоряжаться равным себе количеством рабочих денег и наоборот, а распоряжалось бы то большим, то меньшим количеством их, подобно тому как в настоящее время всякое колебание рыночных стоимостей выражается в повышении или падении их цен, выраженных в золоте или серебре.
Постоянное обесценение товаров — если брать продолжительные периоды — по отношению к часовым бонам, о котором мы говорили выше[xxi], проистекает из закона повышающейся производительности рабочего времени, из тех нарушений самой относительной стоимости, которые порождаются ее собственным внутренним принципом — рабочим временем. Необратимость часовых бонов, о которой мы говорим теперь, есть не что иное, как другое выражение для необратимости между реальной стоимостью и рыночной стоимостью, между меновой стоимостью и ценой. Часовой бон представлял бы в противоположность ко всем товарам некое идеальное рабочее время, которое обменивалось бы то на большее, то на меньшее количество действительного рабочего времени и получало бы в боне некоторое обособленное, собственное существование, соответствующее этому действительному неравенству. Всеобщий эквивалент, средство обращения и мера товаров опять противостояли бы товарам в качестве чего-то индивидуализированного, подчиняющегося собственным законам, отчужденного, т. е. со всеми свойствами нынешних денег, но не оказывая их услуг. Однако путаница достигала бы несравненно больших размеров в результате того, что тем мерилом, при помощи которого сравниваются товары, эти овеществленные количества рабочего времени, был бы не третий товар, а их собственная мера стоимости, само рабочее время.
Товар а, овеществление 3 часов рабочего времени, равняется двум трудовым часовым бонам; товар b, овеществление также 3 часов труда, равняется четырем трудовым часовым бонам. Это противоречие фактически выражено в денежных ценах, но лишь в скрытом виде. Различие между ценой и стоимостью,
81
между товаром, измеренным в том рабочем времени, продуктом которого он является, и тем рабочим временем, на продукт которого этот товар обменивается, это различие требует третьего товара как меры, в которой выражается действительная меновая стоимость товара. Так как цена не равна стоимости, то элемент, определяющий стоимость, — рабочее время — не может быть тем элементом, в котором выражаются цены, ибо в этом случае рабочее время должно было бы выражать себя одновременно как определяющее и неопределяющее, как равное и неравное самому себе. Так как рабочее время как мера стоимости существует лишь идеально, то оно не может служить материей для сравнивания цен. (Здесь вместе с тем выясняется, как и почему стоимостное отношение получает в деньгах материальное и обособленное существование. Это подробнее рассмотреть ниже.) Различие цены и стоимости требует, чтобы стоимости как цены измерялись другим масштабом, а не своим собственным. Цена в отличие от стоимости необходимо должна быть денежной ценой. Здесь проявляется то обстоятельство, что номинальное различие между ценой и стоимостью обусловлено их реальным различием.

Тот факт, что NI происходит от идентичностей и определений, впервые был установлен Шейхом и Тонаком (1994, 179). Файн и др. упоминают последующие доказательства того же результата, включая их собственные. Они отмечают, что «NI не требует решения проблемы преобразования», будучи «совместимым с любыми уравнениями ценообразования», поскольку его „формальное содержание - тавтология“. Они ссылаются на Дюмениля и Фоули в том же духе. Несмотря на то, что они считают ее «наиболее ярким развитием в марксистской теории стоимости за последние два десятилетия», они продолжают критиковать ее по различным основаниям (Fine, Lapavitsas, Costas Lapavitsas, and Saad-Filho 2004, 3, 5, 16-18).

У этого вопроса есть и другая сторона. В последние годы несколько авторов (Foley 1982; Lipietz 1982) попытались превратить алгебраическое тождество Мейджа в «новое» решение проблемы трансформации, просто определив стоимость рабочей силы и стоимость денег соответствующим образом. При этом они забывают упомянуть о последствиях такой процедуры. Как только что было определено, стоимость денег A* - это живой труд, требуемый в обмен на чистый продукт. Это означает, что стоимость рабочей силы V' - это живой труд, требуемый денежной заработной платой производительных рабочих, и что прибавочная стоимость S' - это просто живой труд, требуемый существующей массой прибыли. Маркс утверждал, что цена и прибыль - это денежные формы стоимости и прибавочной стоимости. Новый подход полностью отказывается от этого, определяя прибавочную стоимость как форму прибыли! Вся взаимосвязь между прибавочной стоимостью и прибылью переворачивается с ног на голову. Более того, этот подход даже не обладает достоинством новизны, поскольку на самом деле он представляет собой не что иное, как второе определение трудовой стоимости Адамом Смитом как живого труда, требуемого ценой. Рикардо и Маркс решительно отвергли этот подход, и на то есть веские причины.

Вы указали замечательную статью с очень ясным изложением проблемы соотношения стоимости-цены производства. Статья настолько интересна, что я не мог от неё оторваться, прочел, как говорят на едином дыхании.

Не согласитесь ли Вы, что при объяснении отличия цен производства (меновой стоимости) от трудовой стоимости Маркс полагал, во-первых, что трудовая теория стоимости верна, если учитывать влияние всего общественного и производственного окружения, то-есть абстрактный труд. Маркс писал об этом явно, обсуждением занимался Рубин. Трудности возникают при попытках определить и вычисл[и]ть абстракт[н]ый труд. Далее, во-вторых, Маркс рассматривает схемы и механизм производства стоимости, в результате чего цены производства (меновая стоимость) должны бы быть определены через трудовые усилия как непосредственные, так и опосредованные через общество и производство. В случае удачи схема и механизм производства стоимости определило бы выражение для абстрактного труда. У Маркса нет противоречия: он дал общее объяснение и сделал попытки найти механизм; я думаю, что ему не хватило, может быть, десятка лет, чтобы разобраться в этом вопросе. Что до меня, то я (также как и Григорий Сергеевич, как Вы понимаете) придерживаюсь феноменологической формулировки Маркса: трудовая теория стоимости верна, если учитывать абстракт[н]ый труд и пытаюсь выяснить что такое а[б]страктный труд. Я собрался было перевести мои «Мифы капитализма» на английский язык, но, пересматривая текст, понял, что кое-что можно улучшить и кое-что добавить, так что получается фактически новое изложение, чем я сейчас и занимаюсь.

Предполагаем ли мы, по крайней мере, беря рабочее время как меру стоимости, что рабочие дни эквивалентны и что день одного человека стоит дня другого? Нет.

Допустим на минуту, что рабочий день ювелира равноценен трём рабочим дням ткача; также и в этом случае всякое изменение стоимости ювелирных изделий по отношению к тканям, поскольку оно не является преходящим результатом колебаний спроса и предложения, должно иметь своей причиной уменьшение или увеличение рабочего времени, употреблённого той

«43»

или другой стороной на производство. Если три рабочих дня различных работников будут относиться друг к другу как 1, 2, 3, то всякое изменение в относительной стоимости их продуктов будет пропорционально этим же числам — 1, 2, 3. Таким образом, можно измерять стоимость рабочим временем, несмотря на неравенство стоимости различных рабочих дней; но чтобы применять подобную меру, нужно иметь сравнительную шкалу стоимости различных рабочих дней; эта шкала устанавливается конкуренцией.

Стоит ли час вашей работы столько же, сколько час моей работы? Это вопрос, разрешаемый конкуренцией.

Конкуренция, по мнению одного американского экономиста, определяет, сколько дней простого труда содержится в одном дне сложного труда. Не предполагает ли это сведение дней сложного труда к дням простого труда, что за меру стоимости принимается именно простой труд? То обстоятельство, что мерой стоимости служит одно лишь количество труда безотносительно к его качеству, предполагает, в свою очередь, что стержнем производственной деятельности сделался простой труд. Оно предполагает, что различные виды труда приравниваются друг к другу путём подчинения человека машине или путём крайнего разделения труда; что труд оттесняет человеческую личность на задний план; что часовой маятник сделался точной мерой относительной деятельности двух рабочих, точно так же как он служит мерой скорости двух локомотивов. Поэтому не следует говорить, что рабочий час одного человека стоит рабочего часа другого, но вернее будет сказать, что человек в течение одного часа стоит другого человека в течение тоже одного часа. Время — всё, человек — ничто; он, самое большее, только воплощение времени. Теперь уже нет более речи о качестве. Количество одно только решает всё: час за час, день за день; но это уравнивание труда не есть дело вечной справедливости г-на Прудона; оно просто-напросто факт современной промышленности.

На предприятии, работающем с помощью машин, труд одного рабочего почти ничем не отличается от труда другого рабочего; рабочие могут различаться только количеством времени, употребляемого ими на работу. Тем не менее эта количественная разница становится, с известной точки зрения, качественной, поскольку время, отдаваемое работе, зависит отчасти от причин чисто материального характера, каковы, например, физическое сложение, возраст, пол; отчасти же от моральных причин чисто негативного свойства, каковы, например, терпение, невозмутимость, усидчивость. Наконец, если и имеется

«44»

качественная разница в труде рабочих, то это, самое большее, — качество наихудшего качества, которое далеко не представляет собой какой-либо отличительной особенности. Вот каково в последнем счёте положение вещей в современной промышленности. И по этому-то уже осуществившемуся равенству машинного труда г-н Прудон проводит рубанком «уравнивания», которое он намеревается повсюду осуществить в «грядущие времена».

Все «уравнительные» следствия, выводимые г-ном Прудоном из учения Рикардо, основываются на одном коренном заблуждении. Дело в том, что он смешивает стоимость товаров, измеряемую количеством заключённого в них труда, со стоимостью товаров, измеряемой «стоимостью труда». Если бы эти два способа измерения стоимости товаров сливались в один, то можно было бы с одинаковым правом сказать: относительная стоимость какого бы то ни было товара измеряется количеством заключённого в нём труда; или: она измеряется количеством труда, которое можно на неё купить; или ещё иначе: она измеряется количеством труда, за которое можно её приобрести. Но дело обстоит далеко не так. Стоимость труда так же мало может служить мерой стоимости, как и стоимость всякого другого товара. Достаточно нескольких примеров, чтобы ещё лучше уяснить сказанное. ...
Источник: https://www.esperanto.mv.ru/Marksismo/M ... ere-1.html