ПЛОДЫ ШОКО-РЕФОРМИРОВАНИЯ РОССИИ.
СООБЩЕНИЕ №1.«По плодам их узнаете их»Евангелие от Матфея (7; 16)
Владимир Мау – один из ведущих экспертов при Правительстве современной России, Ректор Академии Народного Хозяйства недавно он стал членом правления Института Современного Развития, который, вероятно, будет главным аналитическим центром при новом президенте – Дмитрии Медведеве. У Виктора Мау есть немалый опыт работы с руководством страны: он был советником Егора Гайдара, руководил Рабочим центром экономических реформ при правительстве.
То есть, скажем так, - был в курсе всех планируемых решений и как теоретик-идеолог-консультант принимал активное участие в подготовке и проведении «реформ». В какое состояние привели эти «реформы» нашу страну – объяснять едва ли нужно. Разруха в сельском хозяйстве, секторах промышленности высокой переработки и в наукоемких отраслях, деградация человеческого потенциала, резкое падение уровня науки и образования, стремительное снижение обороноспособности страны, утрата геополитических позиций, в экономических отношениях – возвращение к отношениям феодального и даже местами рабовладельческого укладов, в социальной области – невиданное до сих пор в истории социальное расслоение, массовое беспризорничество наших детишек и наркотизация населения, и т.д. и т.п. Собственно, общее отрицательное воздействие шоковых «реформ» на жизнь страны настолько очевидно, что не нужно обладать большими познаниями в области «высокой науки», чтобы это видеть. Все, как говорится, перед глазами.
Но люди, вроде «консультанта» Владимира Мау, живут, видно, в каком-то ином мире, где всех этих проблем как бы и нет вовсе. Есть лишь успехи, перемежаемые изредка небольшими огрехами в мелочах, но в основном, как любили говорить раньше с трибун советские боссы – «правильной дорогой идете, товарищи» (сейчас сказали бы «господа»).
Владимир Мау, судя по его статьям и интервью в прессе, - типичный представитель среды либеральных реформаторов. Поэтому разбор его взглядов на Россию, русский народ и как им управлять позволяет лучше понять «идеологию», которой вот уже 18 лет руководствуются наши правители. Насколько продумана и теоретически обоснована эта идеология? Что несет она народу России? Нет ли в ней глубоких изъянов? – вот те вопросы, которые мы хотим рассмотреть здесь.
Ведь если окажется, что в течение 18 лет в стране нашей проводятся реформы, опирающиеся на глубоко-ошибочную теорию об экономике и обществе, то – куда же мы тогда идем - куда ведет путь, по которому шла страна все эти годы? Может быть, вместо пути к свету и процветанию, мы, руководствуясь подсказками заезжих и доморощенных «консультантов», сами того не заметив, давно свернули на глухую тропу, ведущую в гиблое место – на дорогу в никуда. И все идем – идем по ней, стараясь не смотреть по сторонам, не замечать ни странных звуков из чащи, ни зыбкости почвы, на которую ступает нога. Шаг за шагом – не идет ли Россия, слепо вверив свою судьбу «учениям» консультантов, к своей гибели?
Наш анализ основывается на двух источниках:
(1) Статья Владимира Мау «Логика российской модернизации: исторические тренды и современные вызовы», 2005
http://www.gazeta.ru/comments/2005/07/04_a_309315.shtml(2) интервью Владимира Мау, данное им «Комсомольской Правде» 14 апреля 2008 г.
http://89.111.180.171/ru/press_center/m ... =221&i4=10В статье (1) дан обзор трагической истории реформирования России, - процесса, который автор почему-то называет «модернизацией». Название это совершенно не годится для характеристики процесса развала и деградации страны за время «реформ». Это как если бы, глядя на издыхающую корову, которая от бессилия перестала уже и мычать, и бодаться, мы бы сказали, что «корова модернизировалась» - стала «лучше». Так что уже само название статьи выражает определенную позицию автора, способ оценки.
РАВНОДУШИЕ.Что больше всего поражает при чтении вышеперечисленных документов – это глубочайшее равнодушие нашего «консультанта» к страданиям русского народа. Почитайте внимательно – ни на одной из страниц статьи и ни в одной из реплик интервью нельзя найти ни малейших следов сочувствия, боли, переживания, раскаяния в содеянном. Наоборот, кажется, автор совершенно удовлетворен каждым этапом «реформирования». Считает, что все идет именно так, как и должно быть – оптимальным путем.
Вот, например, как оценивает Владимир Мау самый трагический период истории России – захват собственности узким кланом, распродажу за бесценок и развал высокотехнологических хозяйственных комплексов, раскулачивание русского народа через аферы с приватизацией и финансовые «реформы» в 1990-ые годы:
Цитата:
«Первый этап, охватывавший большую часть 1990-х годов, ушел на создание базовых институтов рыночной демократии и восстановление стабильности - макроэкономической и политической. Это были социально и политически тяжелые задачи, но интеллектуально достаточно простые. Многие страны их уже решали до нас, и рецепты были хорошо известны. Требовалась лишь последовательность политики, а также смелость взять ответственность на себя. Именно поэтому первое посткоммунистическое правительство было идеологически довольно однородно и опиралось на разработки Института экономической политики, директором которого до прихода в правительство был Егор Гайдар. Реализация предложенных мер позволила за 6 - 7 лет выйти из кризиса. Однако самому Гайдару за это пришлось заплатить высокую цену» (2).
Оказывается, что «пострадал» («заплатил высокую цену») лишь главный идеолог этих реформ – Егор Гайдар. О страданиях же народа ни слова. Лишь по фразе - «социально и политически тяжелые задачи» - можно догадаться, что автору хорошо известно, как «реформы» ударили по стране.
Писатель Бруно Ясенский как-то сказал:
Цитата:
"Не бойся врагов - в худшем случае, они убьют тебя. Не бойся друзей - в худшем случае, они предадут тебя. Бойся равнодушных, ибо с их молчаливого согласия совершаются самые ужасные вещи на земле...".
«Наука» в руках равнодушных часто становится страшным оружием. Я несколько раз перечитывал эти статьи, пытаясь отыскать в них хоть какие-то следы раскаяния в содеянном, горечи за понесенные нашим народом ничем не оправданные бессмысленные жертвы, но находил все новые и новые подтверждения глубокого равнодушия к судьбе страны, над которой второе десятилетие ставятся жестокие эксперименты.
Остановимся на приведенных выше высказываниях и подумаем над тем, что говорит «консультант» Владимир Мау.
Цитата:
«Первый этап, охватывавший большую часть 1990-х годов, ушел на создание базовых институтов рыночной демократии и восстановление стабильности - макроэкономической и политической»
Чтобы «восстанавливать» стабильность, нужно ПРЕЖДЕ сотворить в стране НЕ-СТАБИЛЬНОСТЬ, ввергнуть ее в нестабильное состояние. Мы хорошо помним начало 1990-ых и безумные планы приватизации гигантских народно-хозяйственных комплексов (цепочек добычи и переработки природных ресурсов), связывавших страну в единое целое. Помним, что именно правительство по советам не только наших, но и «иностранных консультантов» (как тут ни вспомнить роман Михаила Булгакова) в кратчайшие сроки сделало все, чтобы превратить эти комплексы в источник наживы небольшой кучки лиц. С этого и начался раздел и многократный передел собственности, рост криминала, разборки, коррупция и т.д. Ни о каком рынке в настоящем значении этого слова речь тогда не шла. Просто шел откровенный захват кусков собственности, созданной столетиями трудом наших отцов, дедов и прадедов. И «добро» на этот разбой дало именно правительство Гайдара и Чубайса. То есть нестабильность, которую надо было преодолевать, была создана «трудами» и «советами» наших и иностранных консультантов прежде всего. Сначала – сделали все, чтобы в стране возникла нестабильность. Потом – «большую часть 1990-ых» восстанавливали стабильность. Так в чем же заслуга? В том, что разгребали то, что сами и наделали?
Цитата:
«Это были социально и политически тяжелые задачи, но интеллектуально достаточно простые. Многие страны их уже решали до нас, и рецепты были хорошо известны. Требовалась лишь последовательность политики, а также смелость взять
ответственность на себя».
Вообще-то, как известно, ломать не строить – для этого большого ума не надо. Ломать – занятие «интеллектуально простое». Гигантская сеть и система управления, существовавшая в СССР в поздний советский период, все хуже справлялась с задачами адекватной реакции на новые вызовы развития страны. Кто бы спорил. Но значило ли это, что надо было ломать всю систему на корню и ждать, когда «естественным» путем сама собой, как на "поле чудес" в известной сказке, взрастет заколосится новая небывалая высоко-эффективная система? Где еще в истории народов было, что руководство страны по собственной инициативе делало все, чтобы уничтожить собственный экономический потенциал и низвергнуть собственный народ в нищету? И только потому потому, что снизилась эффективность накопленного потенциала?
Какой хозяин будет вырезать своих коров и зарывать их в скотную яму лишь потому, что коровы стали давать меньше молока? Теоретически можно рассуждать так – коровы нынче не те, зарежу-ка я их, закопаю и куплю новых телят – вот вырастут они, и тогда будет много молока. Если так и бывает, то сельские жители считают такого «хозяина» либо недотепой, либо просто сумасшедшим. Но разве не так поступало наше правительство в начале 1990-ых? Конечно, чтобы поступать подобным образом, нужна «смелость взять ответственность на себя».
Если бы так. Если бы действительно БЫЛА ОТВЕТСТВЕННОСТЬ, если бы те, кто инициировали «реформы», действительно ОТВЕЧАЛИ БЫ перед народом своей страны за свои эксперименты – может ситуация сейчас была другая. В том-то и дело, что никакой реальной ответственности за опыты над Россией не было тогда, нет и сейчас. Самые дикие законы могут приниматься и претворяться в жизнь, принося неисчислимые бедствия и разруху, но никто не отвечает за это. Никакой «ответственности на себя» как раз и не было взято, а «реформы» 1990-ых проводились (ставились) при полной БЕЗответственности инициаторов этих «реформ».
Владимир Мау лукавит, убеждая нас, что задачи, которые стояли перед страной, «многие страны … уже решали до нас, и рецепты были хорошо известны». Этого просто не могло быть по той простой причине, что в мире к началу 1990-ых (и во весь предыдущий период истории человечества) не было другой страны хотя бы отдаленно похожей своими характеристиками на СССР. По размерам своей территории (шестая часть Земли), по объему природных богатств, по климатическим особенностям (хорошо описано в книге «Почему Россия не Америка»), по своей уникальной истории, по строению социо-экономической системы (советская система), по базовым ценностям и ментальности народа – СССР была УНИКАЛЬНОЙ страной. Поэтому не было, да и быть не могло какого-либо опыта (а тем более, «рецептов») кардинального реформирования такой страны. Владимир Мау, видно, плохо знаком с диалектикой. Для него опыты либерализации в Латинской Америке (кстати, в большинстве своем неудачные и породившие в последние годы реакцию резкого «полевения» этого региона планеты) – принципиально тот же самый процесс. И там и тут – внедрение «институтов рыночной демократии».
Но те «рецепты», которые могли быть лекарством для одних стран, могли стать ядом для других стран. Все зависит от особенностей устройства организма страны. Нельзя одной и той же пилюлей вылечить дворнягу и слона. Нужно тысячу раз взвесить и подумать – подойдут ли заморские пилюли к данному случаю. Не приведут ли они вместо лечения к обратному эффекту? Прежде чем применять новое лекарство, надо испробовать, как оно действует на больного. Поэтому хорошему радикальному лечению больной системы (СССР) должен был предшествовать этап опробирования лекарственных средств.
Если ставится цель – ВЫЛЕЧИТЬ больную страну, то до начала реформ (лечения) должен был бы пройти этап детальной их проработки: этап моделирования, предварительных расчетов, проигрывания разных сценариев, проверки тех или иных «рецептов» на небольших подсистемах – с привлечением лучших отечественных специалистов по теории сложных систем, экономистов, социологов, психологов… Но нет никаких следов этой предварительной работы – нет ни схем проведения реформ, нет результатов моделирования, нет каких-либо следов детального анализа предварительных результатов – нет ничего.
Потому что сам этап подготовки к радикальным реформам просто отсутствовал. Тогда рассуждали вот так же просто, как сейчас рассуждает Владимир Мау: «многие страны … уже решали до нас, и рецепты были хорошо известны». В том-то и ошибка, что НЕТ универсальных рецептов, пригодных для всех стран, потому что все страны – разные. У каждой – свой организм, по-своему устроенный и то, что хорошо для одних, может быть губительно для других. Эту мысль об уникальности процедур кардинального реформирования (отсутствия готовых шаблонов и рецептов) Владимир Мау и сам признает в другом месте своей статьи (1):
Цитата:
«Каждый успешный модернизационный проект уникален, то есть предполагает способность политических лидеров и интеллектуальной элиты найти те ключевые решения, которые обеспечат искомый прорыв в данной стране и в данную эпоху . Все эти меры плохо поддаются теоретическому анализу и прогнозу»
(гл. 2).
Но взглянуть на события 1990-ых с позиций «уникальности» - признать допущенные ошибки, приведшие к огромным потерям нашей страны, - Владимир Мау не хочет. У господ-реформаторов, видимо, нет такой потребности – каяться в содеянном и критически относиться к прошлому – они не умеют и не желают признавать свои ошибки. Они смело идут на любые «радикальные» реформы, а «наломав дров», забывают тут же, что это они сами и наломали.
КРИЗИС СОВЕТСКОЙ СИСТЕМЫ.Далее все цитаты – из работы (1).
Владимир Мау, не только как «либеральный рыночник», но и как эксперт-консультант, вложивший свою лепту в процесс реформирования в 1990-ых годах, имеет собственное видение ситуации, сложившейся в стране в конце 1980-ых – начале 1990-ых. Вот что он пишет:
Цитата:
«Советская система была порождением индустриальной эпохи. Эта система, как было отмечено выше, характеризуется доминированием крупных промышленных форм, проникающих во все сферы общественной и личной жизни; преобладанием технологий массового производства, обеспечивающих свою эффективность за счет стандартизации и эффекта масштаба, усилением монополистических тенденций в экономической и политической жизни. Экономическая политика этой системы предполагает усиление роли прямого государственного вмешательства в хозяйственные процессы, расширение роли (и доли) госсобственности, ослабление конкурентных начал в экономике вообще и тенденцией к ограничению (преодолению) внешней конкуренции в частности. Индустриальная эпоха позволила решить ряд важных производственных и социальных задач включая заметное повышение производительности труда, урбанизацию и обеспечение базовых потребностей для всего населения соответствующих стран. СССР, продолжив движение к индустриализации царского правительства, решил в основном эту задачу на рубеже 1950–60-х годов.
Примерно в это же время в развитых индустриальных странах обозначился поворот к новой экономике, основанной на информационных технологиях и всем том, что позже стали называть «высокими технологиями». Новая экономика сопровождалась ослаблением монополистических тенденций, активизацией конкуренции, снижением роли крупных хозяйственных форм, повышением гибкости производственных процессов и индивидуализацией производственно-технологических решений. Глобализация – один из важнейших компонентов новой экономики. Соответствующая экономическая политика характеризовалась заметным снижением роли государства в хозяйственной жизни, либерализацией хозяйственной и внешнеэкономической деятельности.
Западная экономика столкнулась с кризисом индустриального общества к началу 1970-х годов, и все это десятилетие в большинстве наиболее развитых стран отмечено системным кризисом, описываемым термином «стагфляция» – уже подзабытым к настоящему времени, но очень популярным тридцать лет тому назад. Тогда казалось, что на Западе происходит системный кризис, очередной этап «общего кризиса капитализма». И лишь позднее выяснилось, что на самом деле происходила адаптация к новому этапу технологического развития (или к новому уровню развития производительных сил, если использовать марксистскую терминологию).
Перед СССР встали аналогичные по сути своей вызовы. Однако жесткость политической и экономической системы не позволила своевременно начать процесс адаптации к новым вызовам. Советская экономика была крайне невосприимчива к нововведениям. Последнее ни для кого не было тайной: в официальных партийных документах (включая материалы съездов КПСС) регулярно подчеркивалась необходимость стимулирования внедрения в производство достижений научно-технического прогресса. Но все это оставалось заклинаниями, поскольку реальные стимулы ориентировали предприятия и работников всех уровней на выполнение и перевыполнение плановых заданий, чему обновление производства и всяческие научно-технические нововведения могли лишь помешать.
В результате в то время, когда на Западе через кризис происходила адаптация к новым вызовам, СССР демонстрировал устойчивые, хотя и невысокие, темпы роста и одновременно шел к тяжелому системному кризису»
(гл. 3).
Кризис, о котором пишет Владимир Мау, - это кризис способа управления экономикой. В 1970-ые годы управление огромным хозяйством страны на принципах «завода-казармы» - к которому в большей или меньшей степени тяготела и экономика всех развитых стран, исчерпало свой ресурс.
Технология – есть не что иное, как овеществленное (воплощенное) «знание как» (know how). Это знание может быть воплощено в оборудовании, инструкциях поведения персонала, а может быть воплощено в специфических умениях самих людей, в их знаниях, личных качествах, инициативах. До 1970-ых экономика в основном опиралась на технологии первого типа. Человеческий фактор играл второстепенную роль и применялся в значительной мере лишь для контроля над работой овеществленной в оборудовании технологии. Поворот наметился в 1980-ые годы. Фактором роста становится сам человек, как носитель «человеческого капитала», как новый тип технологии. Оказалось, что создав условия для инициативы, творчества и принятия решений для экономических агентов, можно существенно повысить полезный выход всей системы. Оказалось, что человек – это новый источник роста экономики. Именно в этом состоял поворот, благодаря которому системы западных стран стали гораздо более гибкими и динамичными (адаптивными). Под словом «постиндустриальный» следует понимать именно этот аспект – акцентирование всех задач управления на высвобождение человеческого потенциала как новой движущей силы прогресса.
Именно этого не хватало в СССР – включения человеческого фактора в процесс развития страны. Перестройка начиналась как раз под лозунгами высвобождения человеческого потенциала (демократизация, плюрализм, хозрасчет,…). Направление было выбрано правильно. Следовало передать часть функций управления и контроля на нижние этажи, рассредоточить процесс принятия решений, задействовать инициативу людей. Перейти к другой – более гибкой системе управления. Именно этот вызов стоял перед страной. И
не было абсолютно никаких причин рушить высокотехнологичные комплексы нашей индустрии, пускать по миру наши колхозы и совхозы, дробить единые инфраструктуры или сьрье-добывающие и перерабатывающие советские тресты. Все, что действительно нужно было сделать – перенастроить систему управления, дав определенную самостоятельность низовым звеньям системы.Запад решал ту же проблему. Но ведь никому на Западе и в голову не пришло распиливать на куски созданные там гиганты индустрии, такие, например, как комплекс заводов Форда или предприятия Сименс. Потому что такая «приватизация» обернулась бы гибелью всего техно-комплекса.
«Постиндустриализм» вовсе не означает разукрупнение, децентрализацию или внедрение рыночной координации где нужно и где не нужно. Можно ведь и цеха завода превратить в «агентов рынка», заставив начальников цехов обменивать продукцию своего цеха по «законам рынка» на утренней летучке, но такая «рыночная демократизация» - верный путь к гибели предприятия.
Цитата:
«Советская экономика была крайне невосприимчива к нововведениям. Последнее ни для кого не было тайной: в официальных партийных документах (включая материалы съездов КПСС) регулярно подчеркивалась необходимость стимулирования внедрения в производство достижений научно-технического прогресса. Но все это оставалось заклинаниями, поскольку реальные стимулы ориентировали предприятия и работников всех уровней на выполнение и перевыполнение плановых заданий, чему обновление производства и всяческие научно-технические нововведения могли лишь помешать»
(гл. 3).
Планирование – это не советская выдумка и оно применяется во всем мире. Каждая крупная корпорация имеет свой плановый отдел. Любое разумное существо, любой рационально-действующий агент всегда пытается предугадать последствия своих решений – ПЛАНИРУЕТ, взвешивает возможные за и против, плюсы и минусы. Способность и качество планирования является одним из показателей РАЗУМНОСТИ системы, в какой мере система - «умная» (intelligent).
Поэтому само по себе
планирование – это нормальное и совершенно необходимое свойство систем, обеспечивающее им прирост адаптивного качества. Почему стремление выполнять план в СССР не сопровождалось активными инновациями? На самом деле, вовсе не всегда. Часто сопровождалось и часто как раз за счет инноваций удавалось план выполнить. Другое дело, что жесткость системы, чрезмерная централизация и отсутствие стимулов внедрения действительно тормозили процесс инноваций. Но причина – НЕ в планировании как таковом, а в существовавшем тогда способе управления. Поэтому уничтожение богатейшего опыта планирования в масштабах страны – предпринятое реформаторами как способ «улучшить» систему, отнюдь не способствовало повышению ее адаптивных свойств.
Еще раз хочу выделить некоторые
«рецепты» реформаторов, которые не улучшили, а резко ухудшили адаптивные свойства системы СССР:РЕЦЕПТ №1.Децентрализация и разукрупнение – где надо и где не надо. Результат – разрыв слаженных сетевых структур, дезорганизация единых техно-комплексов.
РЕЦЕПТ №2.«Приватизация» инфраструктур, недр, сырьевых секторов. Дробление на много хозяев единых техно-комплексов. Результат – гибель множества уникальных высоко-технологичных предприятий и объединений, деградация с/х, присвоение общенародного достояния - природной ренты - узким кланом лиц. Как одно из следствий потери контроля над природной рентой – деградация самого человеческого потенциала: науки, культуры, образования, массовая утечка мозгов, депрофессионализация….
РЕЦЕПТ №3.Уничтожение системы планирования. Вследствие этого весь процесс хода реформ в стране стал непрозрачным, то есть неконтролируемым, непредсказуемым. Процесс неконтролируемой приватизации и дележа общенародной собственности мог привести (и почти привел) к распаду страны на множество квази-государств.
РЕЦЕПТ №4.Кодовое название – РЫНОК ВСЕМУ ГОЛОВА. Но рынок – не что иное, как способ координации деятельности множества единых техно-структур (фирм, корпораций, комплексов…). Поэтому предусловием существования нормального рынка является существование самих этих структур. Если неумными рецептами приватизации всего и вся поломать техно-структуры, то придем к рынку ДО-индустриального типа, который был на Западе до появления современных высоко-технологичных комплексов. К этому, в конечном счете, и пришли, сломав и свои техно-комплексы на селе, и в обрабатывающей промышленности. Теперь на наших так называемых «рынках» либо импорт, либо продукция монополистов-сырьевиков (бензин, электроэнергия, коммуналка…). Рынок в настоящем значении этого слова – то есть рынок-координатор – существует лишь там, где есть производители продукции и есть возможность реализовать свою продукцию. Посредничество, которое часто принимают за рынок, выполняет иную функцию – присвоение части стоимости непосредственных производителей. Это становится возможно благодаря контролю за местами реализации продукции непосредственных производителей. И такой контроль – так называемые торговые мафии – существует повсеместно. Эти структуры делают свободный рынок фикцией. Цена вместо рыночной становится в этих условиях монопольной и по сути совершенно произвольной. В таких условиях собственное производство просто гибнет.
«Рецепты» хороши в теории, но их применение в конкретных российских условиях требует предварительного детального анализа. Требует именно планирования в первую очередь.
Взять, например, приватизацию сырьевых секторов. Разве трудно было заранее просчитать последствия таких решений?
Что это будет удар (1) по разработке и освоению новых природных богатств, (2) по качеству их эксплуатации, (3) и главное – удар по всем тем сферам хозяйства, которые в значительной мере развивались благодаря общенародной природной ренте – наука, культура, образование, воспитание… Разве нельзя было увидеть, что потеря контроля над природной рентой приведет к резкому падению доходов так называемой «непроизводственной сферы» - ученых, учителей, медиков, воспитателей… - то есть ударит по тем группам населения, от которых В ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ зависит качество человеческого потенциала. Ведь фактически это – удар
по самой задаче, которая была провозглашена как лейтмотив реформ – задействовать человеческий потенциал. Чтобы задействовать, надо его развивать и создавать условия для применения. Вместо этого сделано было прямо противоположное.
Цитата:
«Неспособность СССР к эволюционной трансформации, приведшей к системному кризису и полному развалу страны, был результатом трех важнейших особенностей советского строя.
Во-первых, институциональная жесткость системы, ее нацеленность на выполнение централизованно устанавливаемых показателей, прежде всего количественных. Когда-то, на этапе индустриализации, эта особенность позволила осуществить быстрые преобразования в мобилизационном режиме, способствуя превращению СССР в индустриальную сверхдержаву. Теперь эта же система не позволяла вовремя реагировать на вызовы новой эпохи. Обновление, подстройка под новые вызовы требовали децентрализации решений, а главное – отказа от фетишизации количественных ориентиров при оценке деятельности фирм. Такого советская система позволить себе не могла, так как иных критериев оценки хозяйственной деятельности у нее просто не было.
Во-вторых, отсутствие в ней механизмов обратной связи, которые способны вовремя дать сигналы о назревших переменах и стимулировать начало реформ. Тоталитарная власть, запрет на свободу слова, создавая комфортные условия высшей власти не позволял, получать своевременную информацию о протекающих в стране и в мире процессах. Ни отставание СССР от западных стран, ни реалистичные пути экономической трансформации не могли быть темой обсуждения не только в обществе, но и во властной элите.
В-третьих, зависимость советской системы от дешевых ресурсов вообще и от нефтегазового комплекса в частности. Можно было позволить себе не заниматься всерьез никакими реформами, поскольку начало трансформационного кризиса на Западе совпало со скачком нефтяных цен и вводом в строй в СССР богатейших западносибирских месторождений. Огромный поток валюты позволил более или менее стабильно прожить десятилетия, но результатом его стало резкое усиление зависимости советской экономики от внешнеэкономической конъюнктуры.
Устойчивость системы, основанной на эксплуатации природных ресурсов и не имеющей современных механизмов «обратной связи», оказалась эфемерной.
Она могла функционировать лишь постольку, поскольку сохранялась благоприятная окружающая политическая и экономическая среда. Первый же серьезный кризис – резкое падение цен на нефть в середине 1980-х годов - привел ее к гибели»
(гл. 3).
Система была низко-адаптивная и требовала глубоких реформ. Но те рецепты лечения, которые были подсунуты больному СССР, сработали не как лекарство, а как яд.
Вопрос – кто же все-таки был главный «лечащий врач» нашей больной страны?
Ответ неизвестен. Но что мы знаем, так это то, что «чудодейственные рецепты лечения» (некоторые из них перечислены выше) были завезены к нам иностранными консультантами, наводнившими Кремль в начале 1990-ых.
Второй вопрос – почему были приняты именно рецепты заезжих «докторов», а не другие способы лечения? Ведь многие умные и болеющие за свою страну ученые и практики с самого начала предупреждали, что такие реформы могут только обострить состояние больной страны.
Ответ прост. ЭТИ рецепты оказались выгодны для правившей тогда верхушки страны. Проведение этих «рецептов» в жизнь позволило правящей верхушке конвертировать свою власть в крупные состояния, перейти из разряда очень высоко-оплачиваемых государственных менеджеров в разряд собственников крупных состояний. Именно в этом кроется причина такого, прямо скажем, губительного для страны «лечения по иностранным рецептам». А выписывали или помогали выписывать эти рецепты наши консультанты, чем они и продолжают заниматься до сегодняшнего дня.
Цитата:
«Как уже отмечалось выше, если индустриальная эпоха вообще и, конкретно, решение задач догоняющей индустриализации предполагали активизацию мобилизационных усилий, концентрацию ресурсов в секторах, обозначавшихся как «точки роста», то постиндустриальная эпоха требует активизации творческого, адаптационного потенциала людей и фирм, всемерного развития человеческого капитала. Это объясняет, почему все правительства СССР и России, безотносительно к их партийной ориентации, продолжали курс на либерализацию – более или менее последовательную.
Решение собственно модернизационных задач было осложнено началом системного кризиса – экономики, политики, идеологии. На структурный кризис индустриального общества накладывались еще три кризиса и, соответственно, три трансформационных процесса.
Во-первых, кризис коммунистической системы и осуществление посткоммунистической трансформации. Это был уникальный эксперимент – никогда в мировой истории (в том числе в экономической истории) не осуществлялся переход от тотально огосударствленной экономики к рыночной.
Во-вторых, макроэкономический кризис, ставшим результатом популистской экономической политики (начиная со второй половины 1980-х), что привело к развалу бюджетной и денежной системы, к высоким темпам инфляции, к падению производства.
В-третьих, кризис и развал государства, характерный для полномасштабных социальных революций. Системные преобразования, радикально изменявшие общественное устройство страны, протекали в условиях слабого государства, что и представляет собой сущностную характеристику революции. К началу посткоммунистических преобразований разрушенными оказались практически все институты государственной власти, и их восстановление было, по сути, центральной политической задачей посткоммунистических реформ (гораздо более важной, чем задачи экономические). Более того, экономические реформы продвигались только по мере восстановления институтов государственной власти, что приводило к гораздо более медленным темпам преобразований, чем в большинстве других посткоммунистических стран
В переплетении этих кризисов состоит важная особенность современной России. Каждый из этих процессов не представлял собой чего-то уникального, неизвестного из опыта других стран или из исторического опыта самой России. Уникальным стало их переплетение в одной стране в одно и то же время. Именно их переплетение создавало те своеобразные процессы, которые обусловливали специфику российской трансформации и ставили в тупик многих исследователей посткоммунизма»
(гл. 3).
Владимир Мау правильно указывает, что на начало 1990-ых в стране развивался процесс потери управляемости. Власть перестала контролировать ситуацию. На западе было организовано резкое снижение цен на нефть, что сработало как длительно действующий дестабилизирующий фактор. Одновременно через СМИ шла массированная атака на сознание советских людей. Была искусственно создана антитеза: «административно-командная система» - «рынок», тогда как в любой сложной адаптивной социо-экономической системе и тот, и другой механизм управления - одинаково необходимы для нормального развития системы, и задача состоит лишь в оптимизации соотношения этих двух способов координации (через рынок и через администрирующее дерево управления).
Владимир Мау опять «забывает» несколько существенных пунктов. Он просто констатирует – государство слабое, экономическая политика неэффективная… Но если посмотреть на цифры 1990 года по сельскому хозяйству и основным отраслям, то сразу видно, что хояйственная машина работала полным ходом. И была реальная продукция. Откуда же тогда чуть ли не голод – пустые прилавки, карточки… Куда вся продукция-то делась, если экономика работала?
Но все мы помним, что действительно было так – и магазины пустые, и очереди по карточкам. Но один эпизод того времени кое-что объясняет – это репортаж Аександра Невзорова (телеведущего популярной новостной передачи «600 секунд» в СПб) с мясокомбината. Он показал, как в то время значительная доля мясопродуктов искусственно выбраковывалась и не поступала в магазины (просто уничтожалась). И это в то время, когда в длинных очередях шли разговоры о скором голоде.
Психоз на тему «голода» создавался искусственно. Страна вовсе не стояла на пороге голода. С чего бы это? Наше сельское хозяйство производило в достатке основные продукты питания. Перекос был в ценах на продукты - именно поэтому и полки были пусты, что каждый мог купить. Да еще потому, что часть произведенной продукции на прилавки не поступала. Вот тут мы и подходим к самому интересному моменту – кому это было выгодно: пустые прилавки, слухи о голоде, раздувание мифа «рынок всему голова», псевдо-антитеза «рынок» - «административно-хозяйственная система»… Это кому-то было выгодно: усилить социальную напряженность, дестабилизировать ситуацию в стране. И на волне растерянности государства и потери контроля над ситуацией в «час Х» перехватить власть и провести так называемые «реформы». Все хорошо помнят и я, помню, был просто поражен этим фактом, как после «либерализации цен» уже на следующий день после выхода соответствующего указа полки магазинов сразу наполнились товарами. Значит, продукция БЫЛА. Людей пугали голодом, а в это время потихоньку складировали (придерживали) продукцию под ожидаемое решение о либерализации цен. И как только решение вышло – на полках появился товар, а СМИ тут же протрубили на всю страну – вот оно «доказательство», что «рынок всему голова»».
Дестабилизация СССР была хорошо продуманной и детально просчитанной операцией. Она началась не в конце 1980-ых, а гораздо раньше. Драматические события конца 1980-ых – это всего лишь заключительный аккорд.
Цитата:
«За полтора десятилетия посткоммунистической трансформации Россия прошла два этапа реформ и теперь находится на третьем.
Первый этап, охвативший большую часть 1990-х годов, ушел на создание базовых институтов рыночной демократии и восстановление стабильности – макроэкономической и политической. Наведение экономического порядка в основных чертах было завершено к 1999 году, и результатом стало начало экономического роста.
К концу 1991 года в России отсутствовали институты, которые должны были обеспечивать устойчивое функционирование, и даже существование, любой страны. Были разрушены экономические институты, что проявлялось в масштабных рыночных дисбалансах (экономический спад, товарный дефицит, надвигавшаяся угроза голода и холода). Но еще большую опасность представляло то, что с фактическим, а затем и формальным, распадом СССР в России рухнули институты государственной власти. Поэтому первейшей задачей было восстановление институтов, без которых не может функционировать ни одна страна.
Проблемы этого этапа, как правило, плохо осознаются западными аналитиками и критиками российских реформ. Они нередко пишут о недооценке российскими реформаторами институциональных проблем и об увлечении финансовой политикой. Это несправедливо: основное внимание на первых этапах реформ уделялось как раз институциональным проблемам, а макроэкономическая стабилизация являлась вторичной по отношению к ним. Просто те институты, которые должна была создавать Россия, оказывались вне поля зрения большинства западных экспертов. Это были элементарные институты, без которых не может существовать государство, а значит и экономика. Прежде всего, надо было воссоздать денежную систему и границы, налоги и бюджетное право, силовые структуры и институт собственности, - словом, все то, что любому западному специалисту представляется изначально данным, пришедшим из глубины веков. Все эти базовые институты или рухнули с распадом СССР, или просто не существовали в России по политическим или идеологическим причинам. А уже на этой основе можно было идти дальше, разрабатывая современное экономическое и социальное законодательство.
К концу 1990-х годов были решены следующие задачи: созданы и укрепились некоторые политические институты; осуществлена макроэкономическая стабилизация, которая дала стране устойчивую валюту и сбалансированный бюджет; проведена массовая приватизация, заложившая основы перехода российской экономики на рыночные рельсы. Более того, анализ экономической динамики 90-х годов свидетельствует, что этот период характеризуется не только спадом экономической активности. Несмотря на состояние тяжелого кризиса, в стране начались стихийные сдвиги в направлении пропорций, характерных для постиндустриализма»
(гл. 4).
Владимир Мау несколько сгущает краски, описывая «бедственное» состояние страны к началу 1990-ых годов:
Цитата:
«Были разрушены экономические институты, что проявлялось в масштабных рыночных дисбалансах (экономический спад, товарный дефицит, надвигавшаяся угроза голода и холода). Но еще большую опасность представляло то, что с фактическим, а затем и формальным, распадом СССР в России рухнули институты государственной власти. Поэтому первейшей задачей было восстановление институтов, без которых не может функционировать ни одна страна. Проблемы этого этапа, как правило, плохо осознаются западными аналитиками и критиками российских реформ».
Владимир Мау ошибается, полагая, что лишь западными и отечественными критиками реформ «плохо осознаются» «проблемы этого типа». Они очень плохо осознаются (не принимаются как оправдание) и подавляющим большинством честных, умных и порядочных людей нашей страны. Им невозможно объяснить, как так могло выйти, что в стране, где работали и промышленность и сельское хозяйство, вдруг ничего не стало.
Точно посреди матушки-России вдруг разверзлась черная дыра, поглотившая в себя все, что производилось в стране. Это, как у Чуковского в сказочке: «но однажды крокодил наше солнце проглотил». Но в сказке той звери быстро смекнули, что тьма эта – рукотворная и нашли, что сделать:
Цитата:
«и из пасти крокодила солнце вырвалось – в небо выкатилось, побежало по кустам, по березовым листам. Вот обрадовались звери – засмеялись и запели».
К сожалению, то, что поняли звери, не сумели во время понять все мы. Я думаю, если бы изучить тему влияния СМИ на сознание людей, то выявились бы интересные закономерности.
СМИ по силе своего воздействия можно сравнить с оружием массового поражения. Эффект внушения способен направить энергию миллионов в то русло, которое выгодно хозяевам СМИ. Манипуляция общественным сознанием и дезориентация населения через СМИ могут снизить многократно естественные адаптивные свойства системы (вспомните зомбирование роликами о Лене Голубкове).
Если бы звери в сказке Чуковского смотрели телевизор и слушали радио, директором которых – Крокодил, - то они и по сей день оставались бы в темноте. Я подозреваю даже, что через телевизор их скоро убедили бы, что тьма – это «хорошо», а свет – это плохо (от него глаза могут болеть, и потом - в темноте и слепой и зрячий – оба как-бы равны: а ведь у нас на дворе демократия, однако ж).
«Экономический спад», о котором пишет Владимир Мау, не шел ни в какое сравнение, например, с кризисом 1930 года в США. Вот там действительно был спад так спад. В СССР же в конце 1980-ых наметилось лишь падение темпов роста – то, что назвали бы небольшой рецессией.
Система СССР нуждалась в реформировании – в этом нет вопроса. Но она нуждалась в грамотном и постепенном лечении. Вместо этого с Запада пригласили мясников – дали им кухонные ножи и запустили в палату с больной Россией матушкой. Там ее и прикончили, назвав злодейство «шоковой терапией».
«Проблемы этого этапа… плохо осознаются» нашим народом еще и потому, что невозможно объяснить, как это может быть, что первые лица страны клятвенно уверяют свой народ, что финансовой реформы не будет – а уже через день проводят эту реформу, оставляя свой народ без гроша - без сбережений, накопленных за все годы советской власти. Прямой обман тут налицо – причем в двояком смысле. Обманули, сказав, что реформы не будет, и обманули, вытащив из кармана деньги. То есть наши правители того времени вели себя как шулеры, обычные жулики, используя СМИ для «разведения лохов». Время прошлое, но этот обман так и остался висеть на совести нынешней власти, поскольку она упрямо декларирует преемственность курса. Невозможно строить прочное здание на гнилом фундаменте, на вранье и обмане миллионов людей. Не будет такое здание стоять долго. Закон такой есть.
Проблема «искусственно-созданного дефицита» и проблема «гнилого фундамента» новой системы - вот те две гораздо более важные проблемы, чем снижение темпов роста в позднем СССР. О них Владимир Мау предпочитает не упоминать.
Цитата:
«Были разрушены экономические институты, что проявлялось в масштабных рыночных дисбалансах (экономический спад, товарный дефицит, надвигавшаяся угроза голода и холода)»
- пишет он.
Судя по перечню, речь идет об институтах координирования (согласования) принятия решений в СССР. Такими согласовывающими институтами были плановые органы, министерства, отчасти советские и партийные органы. Они «были разрушены». Зачем же было «стулья ломать»? Разве не ясно, что плохонький, с перебоями даже работающий двигатель все же лучше, чем никакого? «Нужен новый мотор» (рынок) – говорили реформаторы. Поэтому старый мотор (административную систему) надо сломать. Ну давайте же спросим себя - где тут логика, где тут разум? Ну, хорошо, сломаешь старый двигатель, а на чем ездить будешь? - ведь нового двигателя еще нет? Но именно такой, прямо скажем, неразумной и нелогичной «логикой» руководствовались наши правители в 1990-ые годы, вдохновляемые заезжими иностранными и доморощенными консультантами.
Масштабные дисбалансы и товарный дефицит, о которых упоминает Владимир Мау, - не возникают на пустом месте. Нужно очень постараться, чтобы эти явления стали возможны. Для этого надо разрушить прежнюю систему управления до основания без замещения ее другой (более совершенной) системой. Что и было сделано.
Старую систему управления «экономической машиной» страны сломали тогда, когда новой управляющей системы еще и в помине не было. В результате, машина, потеряв управление, понеслась по российскому бездорожью, калеча всех, кто в ней оказался.
Роль «управленцев» оказалась временно-свободной и ее быстро освоили структуры криминального типа – разделив всю страну на зоны влияния и обложив каждую территорию «данью». Возникла новая сила, - вместо распущенных министерств, партийных и плановых органов, братки на своих сходках и стрелках разрешали теперь возникающие хозяйственные споры и планировали, как распределять (инвестировать) капитал в стране.
Цитата:
«Но еще большую опасность представляло то, что с фактическим, а затем и формальным, распадом СССР в России рухнули институты государственной власти»
- жалуется Владимир Мау.
Звучит это странно. Да не Вы ли сами, господа консультанты - свои и заезжие - собственными руками разрушали государство в те годы, дискредитируя, а потом и разгоняя прежние органы государственной власти – расстреливая Верховный Совет в 1993, запрещая Компартию, закрывая министерства и распуская плановые органы? Вы же сами сделали все, чтобы уничтожить государство. Вот и получили вместо него новое – криминальное государство. А получив это прямое следствие собственной безумной политики, начали кричать: «государства нет». Конечно, нет – вы же сами его приговорили.
РЕЗЮМЕ:Перечислим еще раз основные ОШИБОЧНЫЕ догмы псевдо-либерального течения шоко-реформаторов.Чтобы повысить адаптивные качества системы необходима сложная настройка ее - поиск оптимального баланса между административными и рыночными способами координации экономических агентов. Вместо этой кропотливой, требующей высокого интеллекта и больших усилий длительной работы перенастройки системы на оптимальный режим, «реформаторы» предпочли просто сломать всю систему управления, выдвинув глубоко ошибочную догму:
ДОГМА №1.Необходим слом «административно-командной системы» и замены ее «рынком».Сломав прежнюю систему управления, поучили хаос, дезинтеграцию, отсутствие государства, деградацию экономического потенциала и неэффективный рынок. То есть получили прямо противоположный результат – резкое падение адаптивного потенциала системы. Владимир Мау тоже использует термин «адаптационный потенциал», но, видимо, плохо знаком с теорией сложных адаптивных систем.
Мне, как специалисту в этой области (теория САС - сам термин «адаптивный потенциал» системы был введен мной в 2003 году как один из основных терминов "сверху-вниз" (top-bottom) платформы моделирования сложных адаптивных систем), хочется добавить вот еще что. Это - совсем не простые вещи - что такое «адаптивный потенциал», при каких условиях он растет, а при каких – разрушается, каким образом развитие трансформируется в регресс или наоборот деградация останавливается и переходит в прогрессивное развитие, как те или иные свойства системы влияют на ее общие закономерности развития. Все это вопросы очень сложные…. и порой бывает горько читать выполненные в «розовых тонах» аналитические обзоры наших консультантов, от советов которых зависит часто жизнь миллионов людей. Ну ладно бы только консультанты - на то они и консультанты, чтобы советовать. Но когда уже политические лидеры, вместо трезвого анализа предложений, своими решениями, как говорил Николай Васильевич, демонстрируют "легкость в мыслях необыкновенную", подписывая направо и налево сырые плохо продуманные указы, постановления и законы, то это становится уже действительно страшно.
Люди неискушенные в тонкостях устройства и принципах работы сложных адаптивных систем, легко принимают за чистую монету и за научный анализ сырые, плохо промысленные, в лучшем случае, безвредные, но чаще авантюрные прожекты заезжих и своих консультантов.
К сожалению, в нашей стране негласно утвердилось мнение, что «экономика» и «общество» - это предметы, которые можно понять, как говорится, «на пальцах». Собрать цифры (ВВП, темпы роста, уровень капитализации…) – и готово дело. Высокие цифры – значит «правильной дорогой идем, господа», низкие цифры – значит надо срочно ломать и делать заново что-то другое. Нет ничего опаснее такого подхода, особенно если он сопряжен с властью принимать радикальные решения. В наших ВУЗах, к сожалению, не преподают основы теории сложных адаптивных систем (САС) и САС-менеджмента. Не изучают накопленный на эту тему зарубежный опыт. Не издают соответствующих журналов по данной теме, не проводят конференций. Вообще в упор не видят, что уже 18 лет эта новая (до сих пор для России) область науки все еще как бы не существует в нашей стране. А в результате, мы имеем плохо подготовленных менеджеров в нашей системе государственного управления, имеем консультантов, которые не видят очевидных ошибок проводимых за последние 18 лет реформ. Имеем плохо продуманные и плохо просчитанные радикальные мероприятия, вроде, например, недавней реформы «монетизации льгот». Вместо тонкой настройки системы специалистами по сложным системам, продолжаются эксперименты над нашим и так уже вымирающим народом.
ДОГМА №2.Рынок всему голова.Глубокая ошибка. Административное дерево принятия решений – необходимо для координации глобальных системных пропорций, обеспечения общесистемных текущих и перспективных задач. Рынок эффективен, если он (1) регулируемый (скоординированный с решением общесистемных задач) рынок, если при этом (2) агентами рынка являются не только мелкие фирмы, но и управляемые многоуровневые сложные сетевые структуры (корпорации, техно-комплексы), внутри которых налажена система гибкого административного управления и, наконец, если (3) интересы всех агентов: мелких предпринимателей, корпораций и системы в целом скоординированы некоторым оптимальным образом через рыночные механизмы.
ДОГМА №3.
Централизация – это плохо.Совсем нет. Централизация внутри сопряженных по цепочке техно-комплексов или внутри инфраструктурных сетей (энергосеть, например) – это условие согласованной работы структуры как единого целого. В этих структурах децентрализация может не только ухудшить ситуацию, но привести даже к техногенным и системным катастрофам.
ДОГМА №4.
Планирование в масштабах страны мешает прогрессу (инновациям).Еще одно глубокое заблуждение. Не планирование «мешает», а чрезмерная жесткость (недостаточная адаптивность) системы управления. При правильном распределении статусов принятия решений и фондов, планирование становится абсолютно необходимым инструментом согласования интересов всех слоев общества и решения общесистемных задач. Пока же эти задачи (безопасность системы, развитие человеческого потенциала, наука, культура, искусство, здоровье, воспитание…) решаются абы как. Потому что нет системного планирования. Нет взвешенного согласования текущих и перспективных задач. Нет (или находится в зачаточном состоянии) самой главной части организма нашей системы, без которой невозможно разумное и действительно высоко-адаптивное ее поведение. Нет ГОЛОВЫ. Стране нужен новый «мозговой центр», высоко-квалифицированный и технически-оснащенный Штаб кардинальных преобразований страны по пути модернизации. Причем это должны быть не говоруны-консультанты, благодаря советам которых страна «дошла до жизни такой», а именно профессионалы, специалисты – каждый в своей области. Их следует собирать поштучно по всей стране и выписывать из-за рубежа. С этого надо начинать реформу МОДЕРНИЗАЦИИ – с отращивания ясной и трезво мыслящей головы – с создания Штаба будущих реформ.
Григорий.